На страницах этого дневника я обещал не лукавить с самим собой, и с тобой, читатель. Поэтому ты узнаешь правду о том, что произошло в тот весенний день, 21 марта. Хроники и свидетельства очевидцев описывают события иначе, придавая автору этого дневника несвойственный ореол самоотверженности и героизма. Поверь, читатель, менее всего я похож на героя!

Но, вероятно, мне все же стоит рассказать все по порядку.

Когда я очнулся, храм выглядел все таким же заброшенным, видения исчезли и только следы крови на полу напоминали о произошедшем. Да еще в груди я ощущал чудовищную пустоту, хотя разум подсказывал, что мое сердце по-прежнему бьется.

Рана моя закрылась, кровь перестала течь, судя по всему, давно. Принесенный мною факел погас. Значит, я пролежал без сознания довольно долго. Я тщетно искал какие-то знаки, следы чьего-либо присутствия. Но на пыльном полу не было иных следов, кроме моих собственных. Все произошедшее, вероятно, было лишь галлюцинацией. Я понял, что мои усилия были напрасны, я все сделал неправильно, полдень, должно быть давно наступил, и теперь гибель города – лишь вопрос времени.

После тщательного осмотра зала на полу я обнаружил только один посторонний предмет - большой кристалл черного кварца. Я не ощущал в камне никакой магии, но все же решил взять его с собой.

Медленно, все еще ощущая слабость, я пошел к выходу. Путь в кромешной тьме по лестнице вверх был бесконечен, я несколько раз падал на колени, вновь поднимался, держась за стену, и продолжал двигаться. Мною овладела одна мысль – поскорее выбраться из этого мрака и увидеть солнечный свет.

Наверху, в соборе, было тихо и пусто. Сквозь витражи пробивался дневной свет и цветными бликами ложился на пол и стены, лица святых будто ожили и смотрели на меня укоризненно.

Я почувствовал себя нашкодившим мальчишкой, который ввалился в божий дом в грязной одежде, с разодранными коленками и украденными яблоками в карманах. Я кое-как привел себя в порядок под укоряющими взглядами апостолов и вышел на площадь. В этот момент часы на Академии мореплавания начали отбивать полдень.

Дальше все происходило очень быстро. Я заметил, что на площади нет никого, а потом, когда привыкли глаза, увидел, что люди высыпали на городские стены. Затем я услышал странный гул, а следом - истерические крики женщин. И еще я увидел высоко, на фоне голубого весеннего неба, на стене сторожевой башни отца Игнатия. Воздев руки, он читал молитву, и звук его голоса перекрывал и гул толпы, и крики.

Я понял, что священник пытается удержать что-то ужасное там, внизу, не дать выплеснуться на стены.

Я бежал, забыв об усталости, карабкался по крутым лестницам туда, на стену, помочь хоть чем-то, вложить и свои невеликие силы в защиту города. Мертвецы пошли на приступ, они карабкались друг на друга, цепляясь за камни, напоминая гигантских пауков. И им нужна была теплая кровь.

И вот, когда я был уже на стене башни, в двух шагах от отца Игнатия, он внезапно, на полуслове, прервал молитву и, раскинув руки в последнем сдерживающем жесте, начал падать со стены. Я бросил вслед заклинание левитации, не надеясь на успех.

И в этот миг часы на Академии наконец-то закончили отбивать полдень. Случайный луч солнца упал на кристалл, который я вынес из подземелья. Грани его засветились, вскоре весь камень охватило пламя.

А затем камень раскалился и взорвался прямо у меня в руках. Я чудом не полетел с башни следом за отцом Игнатием. На секунду я оглох и ослеп, ладони мои горели так, будто с них содрали кожу.

Довольно долго после этого я не мог ничего делать этими руками. И с того дня отсутствие линий на моих ладонях способно поставить в тупик самого опытного из хиромантов.

Первым ко мне вернулся слух. Я услышал изумленный вздох, а затем - крики радости. Когда ко мне вернулось зрение, я увидел, что творилось под городскими стенами. Мертвецы, забыв о живых, обратили свой гнев друг против друга. Это было по-настоящему устрашающее побоище – все против всех. Вскоре поле устилала только слабо шевелящаяся масса оторванных конечностей и искалеченных тел.

И тогда маги, стоящие на стенах вместе с простыми горожанами, применили наконец-то огонь. К моему удивлению, магов было очень немного, в основном преподаватели Академии. Я искал глазами Джаспера, но его на стенах не было.

Спустя несколько часов все было кончено, магический огонь быстро справился с мертвой плотью и лишь удушливый запах гари еще долго напоминал о произошедшей бойне.

К вечеру 21 марта голубиная почта принесла вести из других городов княжества. Везде в полдень произошло одно и то же – мертвецы, осаждавшие город внезапно проникались непреодолимой ненавистью друг к другу и начинали самоистребление.

Когда прошел первый шок, невозможно передать то ликование, которое охватило город. Люди, как безумные, плясали прямо на улицах, обнимались, многие плакали.

Я рассчитывал, что в этой суматохе обо мне забудут. Я был измотан, ослаблен, руки мои превратились в сплошную рану. В момент взрыва я находился довольно высоко, над толпой, и надеялся, что меня не узнали. Все эти часы до наступления темноты я провел наверху в башне, безуспешно пытаясь исцелить свои обгорелые ладони и борясь со слабостью.

Медленно темнело. Наконец я почувствовал себя достаточно окрепшим, и спустился с башни в надежде незаметно покинуть площадь. Но моим надеждам было не суждено сбыться. На площади меня уже ждали – ректор, бургомистр, еще какие-то важные лица, и очень бледный, но вполне живой отец Игнатий. Вот кого я действительно рад был видеть!

Все эти люди говорили какие-то речи, о чем-то спрашивали, похлопывали меня по плечу. Я, видимо, переоценил свои силы, и думал лишь об одном – как устоять на ногах. Но тут один особо резвый или не в меру доброжелательный чиновник вдруг решил пожать мне руку! Боль была настолько невыносимой, что я все-таки потерял сознание.

Очнулся я уже поздним вечером, на белых, пахнущих чистотой простынях, в тишине и покое лазарета Академии Врачевания.

Я чувствовал себя буквально воскресшим. Мои руки были бережно смазаны и забинтованы, грязная одежда исчезла, а глубокая рана на груди была промыта и аккуратно зашита.

За окнами вспыхивали отблески магических фейерверков, город праздновал, но благодаря охранной магии ни один звук снаружи не долетал до моих ушей.

В палату робко заглянула молоденькая медсестра. Я и сейчас помню ее лицо – первое человеческое лицо моей новой жизни. «Ч-ш-ш, он спит!», - прошептала она кому-то за дверью. – «Можете войти и посмотреть, только не разбудите». Все это было забавным. Я притворился спящим. В комнату на цыпочках вошли несколько весьма милых барышень. Я открыл глаза. Увидев, что я очнулся, моя сиделка смутилась, лицо ее мило вспыхнуло, а затем она подчеркнуто деловито начала выпроваживать «посторонних». Несмотря на боль в руках и груди, мне было смешно, я чувствовал себя живым как никогда прежде. Я даже почти забыл о странной пустоте в груди. Итак, медсестра закончила свою «работу» и вернулась к моей постели.

«Как вы себя чувствуете, мейстер?», - спросила она. Ко мне впервые обращались, как к полноправному волшебнику, и это было волнующе, ново и необычно. «Как на небесах. А вы – мой ангел милосердия», - улыбнулся я в ответ.

Девушка зарделась еще сильнее. А потом вдруг порывисто схватила мою забинтованную руку. Губы ее задрожали, а в голубых глазах появились слезы. «Спасибо вам, мейстер», - сказала она срывающимся от волнения голосом. – «Спасибо…за всех нас».

И выбежала из палаты.

Я лежал будто оглушенный этими простыми словами. В ее глазах и в голосе были благодарность, и восхищение и… страх. Страх перед моим мнимым могуществом, перед Силой, что стояла за моим плечом, перед пустотой в моей груди, хотя та девушка и не могла знать… А ведь она  была лишь немногим младше меня!

Так, благодаря впечатляющему взрыву и отцу Игнатию, который, уверил всех, что именно я повернул ход событий, я стал национальным героем. И самым одиноким человеком в этом празднующем избавление городе.

Я казался сам себе шарлатаном, сродни тем, что продают на рынках панацею от всех болезней. Я не чувствовал в себе невероятной силы, я был всего лишь сосудом, который наполняла неведомая рука. И я никогда не был героем!

Хотя я никогда не пытался выглядеть спасителем, необходимость скрывать правду, вынуждает меня, дорогой мой читатель, и по сей день играть эту роль. И, поверь мне, я делаю это не по своей воле!

Я не думал, когда мечтал о Силе, что быть избранным – так тягостно. Не единожды с того весеннего дня молил я вернуть мне сердце! И буду молить вновь и вновь, хотя и знаю, что пути назад нет. Я постепенно учусь жить с пустотой в груди, но больше всего меня пугает, что однажды я привыкну - окончательно и бесповоротно! Будут ли тогда чужие слезы будить во мне сострадание и будут ли вызывать гнев козни врагов?  Кем стану я тогда?

Кто знает? Возможно, лишь моя Госпожа…