Уже в начале декабря мы начали испытывать недостаток продовольствия. Из труб пекарен перестал идти по утрам синеватый дымок, рынок и порт будто вымерли. Пока нас  хоть как-то кормило море, но вот-вот должны были начаться шторма.… Экономили дрова и свечи, по ночам холодный ветер гулял по темным улицам, стучал ставнями, будто бродил с колотушкой под окнами призрак скорого голода. Так, в непривычном холоде и темноте, мы все же дотянули до Рождества…

Я никогда не любил Рождество с его сахарной приторностью, колокольным звоном, рождественскими деревьями и прочей мишурой. Рождество всегда напоминает мне детство и семью, которой у меня никогда не было. Надо ли говорить, что в доме моего опекуна Рождество не отмечали, хотя нам и приходилось, разыгрывая из себя прилежных прихожан, посещать церковные службы. Но в этом году наступление Рождества не обещало праздника никому.

Перед самым Рождеством, когда голод из смутной угрозы стал реальностью, выяснилось, что прозорливость нашего князя и княжеского совета просто не имеет границ! Оказалось, что во всех городах еще летом были сделаны дополнительные запасы продовольствия. Интересно, зачем им понадобилось доводить народ до отчаяния? В ратушах и муниципалитетах всех городов и городков священники раз в неделю начали бесплатно выдавать хлеб, овощи, и даже мясо, правда, в строгом соответствии с заранее составленными списками. Власти готовы были кормить только «своих», предоставляя приезжим и редким беженцам умирать от голода.

Накануне Рождества нам неожиданно сообщили, что его светлость князь Вильгельм Теодор с супругой покинули княжество еще в октябре. Об этом кричали глашатаи на всех площадях, призывая граждан от имени наследника молить Господа о чудесном возвращении князя. Как мог отъезд высочайших особ пройти настолько незамечено? Постепенно разрозненные «случайности» начали складываться в довольно жуткую картину. Хотя наш дорогой князь, Вилли Чудак, отличался изрядной экстравагантностью, подобное исчезновение было не вполне в его стиле. Как все мы понимали, надежды на возвращение князя и княгини было мало. Да что там лукавить – надежды не было вовсе. Управление до возвращения князя было возложено, как это бывало и прежде, на княжеский совет. Но у трона уже ждал в нетерпении законный наследник, Фридрих Вильгельм, готовый, после приличествующего случаю траура, принять на себя бразды правления.

Хотя в нашем положении глупо было загадывать более чем на день вперед - в окрестных землях все еще свирепствовала чума.

«Чудесное избавление» от эпидемии было похоже на неплохо сыгранную, но бездарно написанную пьесу. Пока мы пережидали зиму в тепле и сытости, за границами нашего маленького мирка тысячами умирали люди. А мы, как ни в чем не бывало, готовились встретить Рождество! Никто не хотел думать о том, что ждет нас весной, когда растает снег. Зима пролетела как один день – в пышных молебнах и народных гуляньях.

1 марта, будто природа в кои-то веки решила следовать календарю, зима отступила также неожиданно, как и началась.

И вместе с зимой, что было еще более неожиданно, отступила и Черная Смерть. Кто-то умело играл со страшными силами, используя силу Серой Госпожи для достижения своих целей. Такая дерзость не могла остаться безнаказанной, я чувствовал это…

Ибо на алтаре Серой Госпожи, вопреки мнению невежественных обывателей, начертано вовсе не «Timor et Malum» («Страх и страдание»), но «Modestia et Misericordia» («Своевременность и милосердие»). Смерть приходит в назначенный срок, принося облегчение страдающей от немощи тела душе, даруя успокоение и надежду на продолжение в новом круге… Смерть не антипод, а естественное продолжение жизни… Но к чему эти мои досужие размышления на тему веры? Тебе придется просто поверить мне на слово, читатель - Она никогда не благословила бы ту странную эпидемию. Моровые поветрия, конечно, приходят и по ее воле, но лишь тогда, когда это необходимо для перемен в судьбах целых народов.

В начале марта всем казалось, что жизнь окончательно станет прежней.

Стали постепенно отстраиваться сожженные деревни, возвращались на свои земли выжившие крестьяне, наступило время посева. Очень быстро восстановилась торговля, и вновь ожили порты. Жизнь продолжалась и потихоньку входила в привычное русло. Жизнь в итоге всегда берет свое. Солнце щедро поливало землю теплом и светом и вскоре свежие могилы и пепелища на месте вымерших деревень покрылись нежной зеленой порослью. Еще пара лет и на месте массовых захоронений вырастут молодые оливы, и расцветет миндаль…

Даже во всех перипетиях прошедшей зимы обучение в Академии не прерывалось ни на день. Истекал срок, данный мне для размышления отцом Игнатием. Все чаще взгляд куратора задерживался на мне на лекциях. Вопросы его становились все каверзнее, а требования – все жестче.

Наконец я получил официальное приглашение явиться в кабинет куратора «для определения направления дальнейшего обучения». Собеседование мне назначили на 21 марта. Пришло время сделать выбор. И именно в эти дни, полные для меня страхов и сомнений, произошло то, чего я подспудно ждал все время с момента нашего «чудесного спасения». Я ждал гнева Серой Госпожи.

Я не был свидетелем тех событий, но могу живо представить, как все это началось. Где-то в середине марта некий кузнец, а может быть крестьянин, вернулся домой поздно вечером с поля или из кузницы и обнаружил спокойно сидящую за столом свою любимую жену…

…Которая месяца два назад умерла от чумы, была оплакана и похоронена в общей могиле за оградой кладбища, ибо к тому моменту на самом кладбище уже не оставалось свободного клочка земли. К утру семейство воссоединилось окончательно, ибо на этот раз клятвы неожиданно оказались настолько крепки, что даже извечное «покуда смерть не разлучит нас» утратило свой смысл.

И такие незваные гости в ту ночь появились повсюду. Везде, где Черная Смерть особенно свирепствовала зимой, где отчаявшиеся люди не находили уже в себе сил хоронить своих мертвых, где не оставалось дерева не только на простые гробы, но хотя бы и на общий погребальный костер, где некому было отпеть усопших. Где трупы сваливали вместе в кое-как выдолбленные в мерзлой земле неглубокие канавы и засыпали землей пополам со снегом.  И теперь снег растаял…

Живые бросали все – дома, скарб, скотину и бежали в ближайший город, под защиту крепостных стен, святых слов и магических жезлов…

А мертвые тянулись к живому теплу, собираясь в стаи и следуя за беженцами с упорством брошенной собаки, которая продолжает ползти за хозяином даже с перебитым хребтом. Ими двигало одно лишь желание – желание задушить родных в объятиях после долгой разлуки. Буквально. И не только родных…

Сотни испуганных людей через открывшиеся с таяньем снегов перевалы хлынули в наше крошечное, по сути, княжество. Они считали, что раз нас миновало нашествие Черной Смерти, то минует и новая беда. Возможно, мы представлялись соседям чем-то вроде Волшебной страны, оберегаемой духами гор. Но мы – обычная маленькая страна, населенная обычными людьми. Чуда не произошло, и следом за волной беженцев нас захлестнула волна преследующих их мертвецов. Мы оказались в осаде, которая оказалась страшней холода и голода. Священники тщетно пытались убедить испуганную паству в том, что час Армагеддона еще не пробил. Паства, избалованная «чудесами» прошедшей зимы, плакала и молилась, и требовала новых чудес.

В Академии события зимы обсуждались активно, но с оглядкой, шепотом. Одни полагали, что мертвая масса движется по воле сил, стоявших за эпидемией, и ожидали штурма столицы. Другие ждали, что неведомые «благодетели» раскроют себя, гордо выйдут на стены и сожгут подступающий ужас как минимум морем огня, а затем на волне людского обожания войдут в  столицу. Но ничего не происходило, мертвые просто сомкнули кольцо вокруг города, за стенами которой успели спрятаться и теперь в тесноте задыхались тысячи испуганных людей. Мертвые чуяли живое тепло и тянулись к нему. Кому-то повезло покинуть страну на одном из задержавшихся в порту кораблей. Но то были единицы. Остальных ждала неминуемая гибель, либо от голода, либо от холодных мертвых рук.

Толпы неупокоенных явно не входили в планы тех, кто затеял весь этот кошмар. Небеса молчали, волны магического пламени медлили испепелить орды у городских стен. Надо было перестать, наконец, уповать на внезапное чудо и предпринять какие-то действия. К счастью, у нас были люди, готовые принимать такие решения. 20 марта было созвано совместное заседание Совета магов и княжеского совета.

Я отлично помню тот вечер, накануне весеннего равноденствия…

Никто во всем городе не спал. Люди собрались на площади Четырех Академий. В главном зале Академии Магии, за плотно закрытыми ставнями, решалась судьба города, и, вполне вероятно, судьба нашего маленького государства.

Но меня, стыдно признаться, больше волновало не решение Совета, а мои собственные проблемы. Я впервые серьезно поссорился с моим единственным другом.

Мы с Джаспером обсуждали сложившуюся ситуацию

Послушай, друг мой, я просчитал все возможные варианты. Столица обречена, возможно, остальные города не в лучшем положении – этого мы не знаем. Есть единственный разумный путь – немедленно покинуть Академию, столицу и переждать весь этот кошмар в моем замке в горах. Сил моей семьи хватит для того, чтобы оградить наши земли и всех людей, которые успели ступить на нее до начала действия охранных заклятий. Наши гости, равно как и наши слуги – в полной безопасности.

Вам известна магия, которая может остановить это безумие? – я был ошеломлен этим заявлением Джаспера. - Вы можете создать барьер? И  ты молчал! Надо рассказать кому-то. Мы сможем оттеснить зомби обратно за горы и спасти город!

«Нет, мой альтруистичный друг, это семейная магия, притом связанная с конкретным местом – нашим родовым замком. Неужели ты думаешь, что я упустил бы такой шанс стать благодетелем человечества?», - спросил он с иронией в голосе. – «Лично я собираюсь покинуть город. Признаться, я привязался к тебе за эти два года, и буду рад взять тебя с собой».

«Ты шутишь? Город в осаде, за городские стены выскользнет разве что мышь. Знаешь, сколько нам придется добираться до твоего замка на коротеньких мышиных лапках?», - я пытался шутить, но на самом деле именно в этот момент мне стало по-настоящему страшно. Я осознал, насколько безнадежно наше положение, раз даже Джаспер, гордый и хладнокровный Джаспер, открыто говорит о бегстве! На минуту я даже был готов согласиться все бросить и бежать, но потом подумал обо всех этих людях на площади… Что станет с ними, если все маги вдруг решат покинуть город?

Ну, зачем же на мышиных?, - прервал мои размышления Джаспер. - Есть и другие, более комфортные пути. Так что, идешь собирать вещи?

Неужели ты это серьезно? Когда, вполне возможно, утром всех нас призовут на стены? Я уверен, что Совет найдет выход. Мы маги, мы должны …, - я убеждал скорее самого себя, чем Джаспера.

«…Бессмысленно погибнуть ради этого стада, столпившегося на площади?», - перебил меня Джаспер. – «Ты и вправду слушал слишком много проповедей отца Игнатия. «Ответственность сильного»! Неужели ты в это веришь? Даже сейчас, когда твои обожаемые зомби толпятся в очереди у городских ворот, чтобы оторвать нам голову? Может быть, раз ты такой смелый, выйдешь за стены, и попросишь их убраться добром? А, некромант?»

 «Ты же знаешь, что я не смогу. Я… Я не знаю, во что верить. Давай дождемся все же решения Совета»

На этом разговор наш прервался, не попрощавшись, мы разошлись по своим комнатам. Не знаю, о чем в ту минуту думал Джаспер. Но возможно, что мы оба думали об одном и том же – о границах наших возможностей, о пределах, положенных нашей Силе. Ведь я мог бы легко вернуть в могилу десяток-другой мертвецов, а он мог надежно защитить несколько небольших поселений. Что это, как не проклятие для мага – чувствовать собственное бессилие…

В моей комнате, к моему удивлению, меня ждало письмо, полученное с голубиной почтой.

Первое и единственное послание от моего Учителя за все мои годы в Академии! Слишком много событий для одного дня. Я сидел в своей комнате без света и все никак не мог решиться зажечь свечу и распечатать письмо…