Сегодня с утра Дора, как
обычно, принесла с рынка свежие новости. Еще три имени из моего списка. Еще три
внезапные смерти. И тоже от укусов насекомых. Город гудит. Досужие кумушки
опять начинают болтать о приближающемся конце света. Еще бы – подобным образом
здесь умирали и раньше, но то было летом, а сейчас на дворе декабрь!
Днем ко мне приходил отец
Игнатий.
Он здорово сдал за последние
месяцы, видно весенние события подкосили и его. К тому же я только сейчас
понял, что мой куратор – практически ровесник моего Учителя. То есть ему сейчас
должно быть около семидесяти. Раньше я воспринимал отца Игнатия, как человека
вовсе без возраста – как некое явление, которое было, есть и будет всегда. Но
сегодня я отчетливо увидел за его спиной тень приближающейся смерти. ModestiaatMisericordia,
святой отец! И да будет госпожа благосклонна к вам в ваш последний час.
Прямо с порога и без
обиняков отец Игнатий заявил, что знает, кто стоит за внезапными смертями
горожан. Фактически, он обвинил меня!
- Я пришел поговорить с
тобой о смертях в городе, Лоренцо. У меня нет доказательств, но я, догадываюсь,
к чьей помощи ты решил прибегнуть! Я, в отличие от многих, внимательно читал
труды Фальконе и без труда могу сложить два и два. Ты встал на очень опасный
путь, мальчик! Я здесь не затем, чтобы обвинять тебя. Я прошу, я умоляю тебя –
останови череду смертей, останови своего опасного союзника.Поверь, что подобный союз не принесет тебе
пользы.
Мне оставалось лишь
притворяться, что я не понимаю, о чем идет речь.
- Понятия не имею, о чем вы
говорите, святой отец. -А что еще я мог
сказать?
- Подозреваю, что ты в твоем
теперешнем состоянии неспособен испытывать сострадание, и что слишком поздно
говорить с тобой о спасении души. Боюсь, душа твоя утеряна безвозвратно. Но, Лоренцо, в тебе все
же течет кровь эльфов! Должна же быть в тебе хоть капля врожденного уважения к
жизни?!
Это неуместное упоминание о
ненавистной мне эльфийской крови было столь неожиданным, что разрушило панцирь
безразличия, которым я постарался себя оградить.
- И вы смеете говорить со
мной об этом? Напоминать мне о проклятой крови в моих венах?! Сожалеть о моей
«потерянной» душе? Взывать к моему милосердию? Кто, как не вы сами открыли
передо мной дверь в иной мир, кто, как не вы, толкнули меня на лестницу,
которая, по вашему утверждению ведет в ад! Вы ведь до меня бывали в храме
Госпожи, вы сами признались. Вы могли пройти этот путь вместо меня. Что, святой
отец, этот крест оказался вам не под силу? Так что же теперь вы лицемерно
требуете от меня сострадания к неблагодарному стаду, ради которого я
пожертвовал столь многим?
А вы не думали, что,
возможно, для меня это не было такой уж жертвой? Что я благословляю тот миг,
когда очнулся в храме- с новым смыслом
и новой силой? – Как бы я хотел сам верить в эти слова.
- Мне больно слышать тебя,
Лоренцо. Я знаю, что виноват перед тобой. Я не могу рассказать тебе всего, я
поклялся твоему учителю и своему теперь уже умершему другу молчать. Я могу лишь
сказать, что не мог получить то, что спасло в итоге всех нас. Да, я спускался в
храм вместе с Фальконе пятьдесят лет назад. Но мы вынесли оттуда разное – он
печать благословения его, а теперь и твоей Госпожи, а я – страх перед тьмой,
неколебимую веру в моего Господа и неизлечимую болезнь, которая вот уже полвека
гложет меня изнутри.
- Тем не менее, я решительно
не понимаю, в чем вы меня обвиняете. – Я постарался вернуть себе хладнокровие.
- Я не обвиняю тебя,
мальчик. Ты жесток, оттого что юности свойственна жестокость. Тобою правит
обида. Однажды ты пожалеешь о том, что совершил. Но тогда будет поздно! Остановись
сейчас и, возможно, Господь простит тебя. А я буду смиренно молиться об этом.
- Мне не нужно прощение,
святой отец. У меня свой путь, и пусть он ведет во тьму – я пройду его до
конца. -Мне так хотелось казаться
уверенным и решительным.
- А теперь вы можете
проверить ваши охранные заклинания и убедиться, что никаких запрещенных
действий в этом доме не проводилось. Можете поставить даже парочку новых подслушивающих
и подглядывающих – в моем кабинете, а может быть – в моей спальне?
Кстати, со мной под одной
крышей обитает девица, о ужас, без благословения Церкви! Хотя, учитывая, что
она демон.… О да, несанкционированный демон в моем доме! Будете изгонять? – Я
старался говорить как можно более оскорбительным тоном.
Отец Игнатий тяжело поднялся
из кресла и молча пошел к двери. Я невольно вновь подумал о том, что его время
неумолимо подходит к концу.
Уже на пороге он обернулся: «Жаль, что ты меня не услышал,
мальчик. Но ты всегда знаешь, где меня найти. И передай привет Теодоре – я рад,
что она сейчас рядом с тобой. Возможно, с помощью беса ты останешься человеком».
С этими словами монах вышел прочь.
Вечером у нас зашел
разговор об отце Игнатии.
- Да, конечно я помню его, -
сказала Дора. – Какой он был в те годы, с роскошной шевелюрой, всегда
улыбающийся и доброжелательный. Согласись, трудно ждать от будущего священника
доброжелательности по отношению к бесу? Теперь он, наверное, старая развалина?
- Да, Дора. Я видел – он
скоро умрет. Теперь я умею это видеть. Если ты надумаешь с ним повидаться…
- Нет, зачем ворошить
прошлое. Тем более что расстались мы с ним не очень хорошо. Пусть уходит с
миром и пусть тот, в кого он верит, позаботится о его душе.
- Ты говоришь так, будто он
уже умер. Между тем, он способен доставить нам еще немало неприятностей.
Похоже, что он обо всем догадывается. Надо попросить Вана быть осторожнее.
Может быть, и вправду стоит прекратить все эти смерти? А то я начинаю
чувствовать, как пламя костра подбирается к моим пяткам.
Итак, мы пришли к тому, что
завтра позовем Вана и попросим прервать или приостановить действие нашего договора.
Только бы он согласился!
